Le blog de shinkarenko.over-blog.com

Айседора, автомашины и Ницца.

Портрет Айседоры работы Леона Бакста

Нельзя сказать, что Айседора Дункан внесла большой вклад в развитие танцевального или балетного искусства на Лазурном берегу, хотя на ее счету на побережье и имеется студия танца в Ницце, но нельзя отрицать и того, что своей смертью, экстравагантной и глупой, именно в Ницце, на знаменитой Променад дез Англе, она привлекла и продолжает привлекать на Лазурный берег большое количество туристов, в том числе и русских. И все потому что Дункан, основательница и королева школы свободного танца, широко известна, в отличие от многих великих зарубежных танцовщиц, уже со школьной скамьи всем советским и русским людям. Просто судьба Айседоры была тесно вплетена в историю и России царской, и России большевистской, плюс к тому, в один из периодов своей жизни она стала женой поэта Сергея Есенина, творчество которого было включено в школьные учебники советского периода, было понятно и любимо многими поколениями советских людей. Мало у какой половозрелой советской девушки не висел на стенке черно белый портретик белокурого, слегка подрумяненного ядовито-розовым, юноши на фоне лохматистых березок, и уже как жена народного любимца она стала известна и всем нам. Кстати, Есенин был ее единственным мужем, несмотря на большое количество мужчин в ее жизни, и погибла она, будучи гражданкой советской России.

              Айседора всю сознательную жизнь любила, по моему ощущению, только две вещи, деньги и славу. Поход за ними она начинала у себя на родине, в США,  танцами в прозрачных хитонах, позволяющих лицезреть ее обнаженное тело, на приватных вечеринках. Но в Новом Свете успех в то время так и не случился, и на последние доллары был куплен билет в Европу, Свет Старый, где заморская девушка, проповедовавшая свободу во всем, в том числе и в танце, пришлась ко двору, и  ее представления собирали уже гораздо большую аудиторию. И у нас, на Лазурном берегу, она оказалась, в период затянувшегося заката карьеры, я думаю, только потому, что на Лазурном берегу к запаху цветов всегда примешивается легкий аромат денег. И славных ребят у нас много. Поэтому Айседора открыла в 1926 году в  Ницце платную школу танца, "Studio D'Isadora Duncan"  на Променад  дез Англе в доме номер 343, чтобы на вырученные деньги поддерживать школу танца в Москве, откуда она забирала талантливых выпускников и использовала их на полную катушку на своих гастролях. Москва в этой связи упоминается не случайно. Айседора  всю жизнь активно заколачивала деньги на территории России, как Царской, так и большевистской.

Впервые Дункан приехала в Россию в 1904 году под Рождество, дала концерт в Санкт-Петербурге в присутствии Великого князя Михаила, Ксешинской, Анны Павловой, Сергея Дягилева, Михаила Фокина, Мариуса Петипа, Леона Бакста и многих других знаменитостей. Сразу же следом  прошли выступления в Москве и Киеве, встреча с Константином Сергеевичем Станиславским. Это, да и другие знакомства всегда помогали Айседоре в ее дальнейшей жизни. И именно Станиславский в 1908 году предложил Айседоре открыть свою школу танца в Москве. В дальнейшем талантливые выпускники этой школы сопровождали Айседору в ее гастролях по всему миру, ну и по ежегодному российскому туру, по городам и весям России не ее матушки, но кормилице. После Октябрьского переворота в России Дункан на некоторое время взяла паузу в своих визитах, но своего желания продолжать доить Россию не оставляла, и в 1920 году в Лондоне добилась встречи с одним из большевистских лидеров Леонидом Красиным, И предложила ему реанимировать свою школу танца в Москве. Большевики благосклонно отнеслись к этой просьбе, за возможность подправить свой европейский и мировой имидж они были готовы потратиться, и в адрес Дункан была отправлено официальное приглашение посетить большевистскую Россию за подписью народного комиссара просвещения Анатолия Васильевича Луначарского. Айседора вернулась уже в другую Россию, большевистскую, открыла здесь школу танца, получив возможность отобрать в нее лучших из лучших, свела заодно знакомство с Владимиром Ильичем Лениным, Максимом Горьким, и смогла каждый год гастролировать по всей России. Как сейчас говорят,  осуществляла чес населения. Бывали и трагические происшествия. В 1924 году, после выступления в Витебске она попала в авто аварию, после чего, по воспоминаниям друзей, сказала, что верит, что закончит свою жизнь в результате автомобильного инцидента. И продолжила в том же духе. В этом же году у нее были выступления в Киеве, Самаре, Оренбурге, Самарканде, Ташкенте. Чес, всем чесам чес. Затем Екатеринбург, Вятка, и все это с июня по август.  А кроме того, были еще Москва, Киев и Питер. Специально для этих гастролей Айседора  создала семь танцев – “Смело товарищи в ногу”, “Один Два, Три-пионеры мы”, “Дубинушка”, “Варшавянка”, “Молодые пионеры”, и тому подобное, на радость большевикам. А на десерт, так сказать, танец в память об безвременно скончавшемся в том году Ильиче, тело которого, выставленное в Доме Союзов, она посетила, и вдохновившись, создала два похоронных марша; "Революционный Гимн" и "Похоронная Песня для Героев Революции." Как говорится, куй злато, пока….

Одним словом, прилично подоила Айседора Россию, если принять во внимание еще, например, и тот факт, что в 1926 году Дункан получила уведомление Московского суда о том, что ей, как наследнице лицензионного платежа от издания творчества ее скончавшегося мужа Сергея Есенина причитается 300 000 франков. Эта сумма, между прочим, полугодовая прибыль в 1914 году супер отеля Негреско в Ницце. Кстати, от Негреско, работники которого любят рассказывать, что Айседора погибла именно рядом с их гостиницой, есть повод плавно перейти к последнему дню жизни Айседоры, чтобы выяснить, что же произошло на самом деле.

работа Огюста Родена

Есть две версии смерти Айседоры. И все связаны, безусловно, с автомобилем. Вообще то, любовь Айседоры к автомашинам, и не любовь автомашин к Дункан должны были к 1927 году явно отвратить ее от этого средства передвижения. Вначале, трагическая история с ее детьми.У Айседоры было два ребенка, и оба внебрачных- Дэдра родилась 24 сентября 1906 от связи с театральным оформителем Гордоном Крэйгом, и Патрик, который родился 1 мая 1910 года от ее покровителя, как говаривали в те времена, или спонсора, как сейчас говорят, Пэриса Зингера, сына фабриканта Зингера, знаменитого производителя швейных машинок, оказывавшего Айседоре материальную помощь при открытии ее танцевальных школ. 19 апреля 1913 года дети с кормилицей возвращалась с экскурсии, пока Айседора отдыхала дома, и шофер, избегая столкновения со встречным транспортом, резко отвернул в сторону,  автомашина заглохла. Водитель выйдя из машины, чтобы завести ее ручкой, забыл поставить агрегат на ручной тормоз. Когда он запустил двигатель, автомобиль самопроизвольно тронулся вперед, пересек бульвар Бурдон в Париже и скатился в Сену. Дети вместе с кормилицей утонули. Правда, через год, в августе 1914 года Айседора родила сына от  одного итальянского скульптора, но он скончался через несколько часов после  рождения. Затем была тяжелая авто авария в Витебске, ну и наконец, трагический вечер в Ницце в 1927 году.

 Согласно первой версии, широко известной и соответствующей звездному статусу Айседоры, назовем ее, соответственно, статусной, и потому любимой экскурсоводами Лазурного берега и придворными биографами. Вечером 14 сентября 1927 года, Айседора вышла из дверей своей танцевальной студии в Ницце на Променад де Англе, дом номер 343, и, первый шаг к смерти, отказалась от предложенного ей пальто-вечером уже было прохладно,и вполне естественно, что друзья  предложили ей его накинуть, сославшись на то, что ей будет достаточно огромного переливающегося шелкового шарфа, подаренного ей подругой Дэсти, обернутого вокруг ее шеи, затем плавно спускающегося в складках платья вниз, перепоясанного вокруг талии и далее ниспадающего сзади на землю (Шарф, кстати, был расписан русским художником Романом Чатовым-надеюсь, что этот факт не станет поводом для обвинений советского ЧеКа-ГПУ в смерти не только Есенина, но и Дункан). Нормальный и модный французский атрибут туалета, к которому Айседора питала давнюю страсть. Дункан села в открытый автомобиль  Бугатти, принадлежащий ее другу Бенуа Фальчетто, произнесла историческую фразу, обращаясь к своей подруге Мэри Дести и другим рядом стоящим поклонникам : Прощайте друзья, я отправляюсь к славе, "Adieu, mes amis. Je vais a la gloire! И,отъехав буквально несколько метров, была задушена этим самым шарфом, конец которого порыв внезапно налетевшего ветра намотал на спицы открытого колеса автомобиля и затем вокруг его задней оси. Голова Айседоры Дункан, практически гильотинированная, печально и красиво склонилась на край дверцы шикарного Бугатти. Тело Айседор было кремировано, а прах нашел упокоение в Колумбарии на кладбище Пэр-Лашез в Париже рядом с двумя ее детьми, также погибших в автокатастрофе, но уже другой. Как ни странно, надпись на ее надгробном камне гласит на французском языке: "Парижская Оперная Балетная школа."

Как все было на самом деле, сейчас уже установить трудно, но мелкие детали позволяют усомниться в набившей оскомину версии, что дает право на существование версии второй. Скорее всего, Дункан была в тот вечер в момент гибели не в салоне шикарного Бугатти, а в салоне более дешевого французского автомобиля Amilcar GS 1924,

принадлежавшего франко-итальянскому красавчику, владельцу гаража Бенуа Фальчетто, которого она называла "Бугатти". Принимая во внимание, что всем своим любовникам она присваивала клички, это не выглядит чем то из ряда вон выходящим. Так, своего любовника и многолетнего финансового покровителя, или как теперь говорят, спонсора, которого она встретила в 1908 году, Пэриса  Зингера, сына Исаака Зингера, основателя знаменитой компании по производству швейных машинок, она называла Лоэнгрином "Lohengrin, своего любовника в 1918 году, американского пианиста Уолтера Рюммеля, Айседора ласково окликала Архангелом. Лишь один наш Сережа Есенин не остался в долгу, и обзывал Айседору Сидором.

Теперь, что касается обстоятельств смерти. По воспоминаниям американского новеллиста Гленуэя Уэсткотта, который находился в Ницце в это самое время и видел тело Дункан в морге, а также лично разговаривал с ее подругой Дести, последняя призналась ему, что лгала относительно последних слов Дункан. На самом деле, последними словами Айседор, обращенными к друзьям: были “я отправляюсь навстречу любви. "Je vais à l'amour"

Дести считала эту последнюю фразу неподобающей для истории смерти легенды танца, тем более что все присутствовавшие при отчаливании Амилькара от дверей студии прекрасно понимали, с каким смыслом Айседора произнесла эти слова. Она надеялась, что короткая поездка закончится ночью сексуальных утех в ближайшем отеле с Фальчетто.

Поездка оказалась еще короче, чем на это рассчитывала Айседора. Газета Нью Йорк Таймс 15 сентября 1927 года в своем некрологе, посвященном ее безвременной кончине, отмечала :

Если представить себе литературный джем-сешн на тему Антиба с  Ги де Мопассаном, то после его соло "Маленькая Рок" из сборника Мадам Парис собственная импровизация на эту тему будет делом непростым. Послушаем маэстро:

Я сидел на молу маленького порта д’Оберно возле деревушки Сали, наслаждаясь видом  Антиба в в лучах заходящего солнца. Я никогда не видел нигде и ничего  столь же удивительного и прекрасного.

Городок, заключенный в свои тяжелые крепостные стены, построенные господином де Вобо, выступающие в открытое море в середине огромного залива Ниццы. Высокая волна с силой разбивается  об их основание,  окружая их цветком пены; и было видно, как над набережной  дома поднимались один над другим до обеих башен, устремленных в небо, как два рога античного шлема. И эти две башни вырисовывались на молочной белизне Альп, на огромной и далекой стене снега, которая загораживала весь горизонт.

Между белой пеной у подножия стен, и белым снегом на окраине неба, маленький яркий городок  стоял в глубине голубеющих первых гор, и лучи заходящего солнца лежали на рыжих крышах пирамиды домов, отчего  фасады так же становились белоснежными, и  одновременно они переливались всеми цветами радуги.

И небо, выше Альп, было само из почти бело-голубого цвета, как если бы снег с вершин слегка обесцветил его; несколько серебристых облаков  плавали рядом с палевыми вершинами; и на другой стороне залива Ницца, спяшая на берегу моря, протянулась, как белая нить, между морем и горами. Два больших латинских паруса, подталкиваемые сильным бризом, казалось, бежали на волнам. Я смотрел на все это с  восхищением.

Я говорю моему компаньону, господину Мартин, чистокровному южанину:

« Вот, безусловно, один из наиболее редкостных спектаклей, коему мне была оказана честь восхищаться.

« Я видел гору Сен Мишель, это чудовищное украшение из гранита, вздымающееся  из песков в восходящий день.

« Я видел в Сахаре, как на протянувшемся на протяжении пятидесяти километров  озере Райаншергюи парит белая дымка, серебряcь  под яркой, как солнце, луной, и поднимаясь к небесам, подобно молочному взвесу.

« Я видел на островах Липари фантастический серный кратер  Вольканелло, этот гигантский  желтый чудовищный цветок,  курящий и дымящийся, взметнувший свой вулканический стебель прямо в открытом море.

 « Итак! Я не видел ничего  удивительнее, чем Антиб у подножия Альп в лучах заходящего солнца. И не знаю почему,  при этом меня преследуют воспоминания об античных временах- стихи Гомера вертятся у меня в голове, мне кажется, что передо мной один из городов древнего Востока, город Одиссеи, Троя. Хотя Троя была далеко от моря.

Господин Мартин вытащил из своего кармана путеводитель Сарта и прочитал:

 « Этот город был  колонией, основанной фокейцами из Марселя около  340 года до нашей эры. Он получил  греческое имя Антиполис, то есть « против города », город лицом к лицу перед другим, потому что действительно он располагался напротив Ниццы, другой марсельской колонии.

« После завоевания Галлии, римляне сделали из Антиба муниципальный город; его жители пользовались всеми правами римского городка.

« Мы знаем из эпиграммы Марциала мы, что в свое время... »

Мартин продолжал, но  я его остановил:

– Мне совершенно безразлично то, каким он был. Я вам говорю, что у меня перед моим взором лежит город из Одиссеи. Берег Азии или берег Европы, города похожи друг на друга на обеих берегах Средиземного Моря, но ни один, кроме Антиба, не пробуждал во мне с такой силой воспоминаний о тех героических временах.*

 Со времен Мопассана кое-что в Антибе изменилось.  В наши дни Сали- это не пригородная деревушка Антиба, а его шикарный район, где недвижимость стоит намного дороже, чем в других районах города, за исключением Кап Антиба, конечно, а порт Д’Оберно стал официально называться портом Сали. Но если Вы присядете на парапет диги порта на тоже самое место, что облюбовал когда-то Ги де Мопассан, чтобы полюбоваться закатом над Антибом, Вам предоставиться возможность увидеть ту же самую феерическую картину, описанную французским классиком.

            Впервые Мопассан приехал в Антиб, чтобы навестить свою мать, которая жила на вилле Bellevue в пригороде Антиба Ла Фонтон ( в наше время это район Антиба). Сейчас вилла Bellevue является частью кардиологического отделения госпиталя в Ла Фонтоне.

Поводом для долговременного появления Ги де Мопассана на Лазурном берегу стали проблемы со здоровьем, которые из-за хронического заболевания сифилисом обернулись к 1886 году целым букетом неприятных симптомов- проблемы со зрением, дыханием и т.д.

В 1886   Ги де Мопассан вместе с матерью провел зиму В Антибе в усадьбе  Bosquet, что на  Песчаной улице  14 (14 chemin des Sables). Именно здесь  он написал "Монт Oriol" и несколько рассказов, и среди них  "Мадам Парисс". Хозяин усадьбы Морис Мюте дал навигационные уроки Ги де Мопассану, который поставил на якорь в порту Оберно (Aubernon).   сначала свою яхту "La louisette", а позже и  одинадцатиметровую девятитонную яхту "Бель Ами".

А одной из легенд современного Антиба является слух, что владелец расположенного возле порта ресторанчика Le Sucrier  Марк Эстрада является троюродным племянником великого писателя, что, учитывая любвеобильность маэстро, не кажется столь уж невероятным.

Кстати, насколько Мопассан любил Антиб, настолько угнетающе на него действовали Канны. Даже попытку суицида он предпринял в январе 1892 года в Каннах, где умудрился почти перерезать себе горло.

      Век первого пришествия в Антибы американцев в чем-то сродни новейшему набегу в последние десятилетия бывших советских граждан или новорюсов, как их здесь называют французские аборигены. Но именно в чем-то, а вернее, в малом, поскольку есть кардинальное различие в результате. То поколение американцев, которое десантировалось в Европу в двадцатых годах прошлого века, прошло очищение первой мировой войной, новорюсы этого целебного кровопускания избежали. Янки думали, что пережив  кошмар  тупых по своей неизбежности газовых атак и гниения в полузатопленных окопах, или же просто очутившись под  обаянием литературных изысков взращенных этим военным ужасом новых американских гениев литературы, усердно родивших  так называемое ”потерянное поколение”, они получили индульгенцию на все, или full, то есть то ли полную, то ли дурную, но все равно, как сейчас выясняется, очень симпатичную. Они считали, и, вероятно, вполне заслуженно, что получили право на свободную жизнь, не скованную достаточно жесткими предрассудками прошлого. И вот янки всех мастей сначала заполонили Лондонский Бонд-стрит, элитные бондовские портные потирали руки, подсчитывая барыши и учились шить костюмы нового поколения- широкие и свободные.

          Американцы вместе с собой принесли в Европу новое музыкальное понимание  жизни - джаз. Скотт Фитцджеральд, который сыграл определенную и значительную роль в истории Антиба, считал, что джаз, собственно как музыка, третичен, а сначала это секс, затем танец, а уж потом... Ему же принадлежит гениальное, на мой взгляд, определение джаза- состояние  нервной  взвинченности,  примерно  такое,  какое воцаряется в больших городах во время войны при  приближении  к  ним  линии  фронта. Точнее не скажешь. 

        И вот такие отчаянно веселые и разбитные ребята двумя колоннами отправились на завоевание Франции – первая десантировалась в Нормандии, на скованный традициями Довиль, вторая, числом поменьше, но погуще, отправилась на Лазурный берег, берег искусства и полной свободы. Американской. Попутно, разумеется, пал Париж. Фитцджеральд впоследствии годы с 1926 по 1929 назвал великими годами Кап Антиба. В эти годы на Кап Антибе, самом роскошном, по его мнению, месте на Средиземноморском побережье для пловцов, занимались все и чем угодно, но только не купанием и плаванием, разве что для протрезвления окунались разок пополудни после пробуждения. Если изредка в уютных антибовских бухточках среди скал можно было встретить ныряющего пловца, но на сто процентов можно было быть уверенным, что это была чья-нибудь прислуга или англичанин. Захотели поговорить с американцем- смело идите в бар.

        Примерно в таком духе описывал Фитцджеральд  свое пребывание в Антибе, но на самом деле реальная история появления этой пары, Скотта и Зельды, на Лазурке, равно как и остальных ярких представителей Lost generations, немного отличается. Первоначально чета Фитцджеральдов появилась в Париже весной 1924 года. Париж – это не город контрастов, Париж- это город проколов. Генри Миллер на все века распял индийца, который в парижском  номере проститутки запустил в биде свою толстую колбаску, между тем как его же, Миллера, соотечественники,  Фитцджеральды, в первые дни своего пребывания в Париже умудрились в таком же самом биде искупать свою дочку Скотти. Что ж, свежий и не зашоренный,  взгляд на вещи и предметы. Как он им и нам пригодился в будущем. Почти сразу же Фитцджеральды  свели знакомство с семейством Мэрфи -Джеральдом и Сарой, которых многие сейчас называют золотой парой потерянного поколения

,и известные нам как Дик и Николь Дайвер в Фитцджеральдовской Ночь нежна, и Роберт Кон в Хэмингуэевской Фиесте. Вот эти люди сыграли как раз огромную роль в новейшей истории не только Антиб, но и всего Лазурного побережья. Они были  отпрысками богатых американских семей (Семейство Джеральда основало небезызвестную и сейчас компанией Mark Cross, а семья Сары владела успешным бизнесом по производству чернил для литографий), и перебрались в Европу по целому ряду причин, среди которых было  и недовольство их семей этим браком- Сара была на пять лет старше мужа, что, естественно, вряд ли приветствовалось родителями Джераральда, и желание самого Джеральда посвятить свою жизнь искусству, а не бизнесу, и... и целый букет других нет. По приезду во Францию они изучали в Париже, если так можно выразиться, то искусство, которое еще не захватило человечество.Уроки живописи в течении шести месяцев Джеральд брал у кубо-футуристки Натальи Гончаровой. Сегодня работы Джерадьда Мэрфи украшают многие коллекции и его считают одним из отцов поп-арта.

                                                                  Работы Д.Мэрфи

        Семья Мэрфи – витрина, которая, как тогда всем казалось, будет эталоном на все времена. Богатые, красивые, элегантные, и счастливые. Веселые мордашки их троих маленьких детей. Все это невыносимо притягивало к ним все и вся. Их положительный эмоциональный настрой электризовал пространство вокруг них, от официантов в кафе, которым доставляло истинное удовольствие обслуживать их, до парижской богемы, для попадания в которую Мэрфи не пришлось прилагать ровным счетом никаких усилий, она сама радушно раскрыла свои объятия перед ними. Университетскому приятелю Джеральда по Йелю, композитору  и будущему бродвейскому королю Колу Портеру, при случае только пришлось представить Мэрфи парижскому  художественному бомонду, а дальше уже выстроилась очередь из желающих стать их друзьями. Леже сразу же оценил талант Джеральда, как художника, и помог выставить несколько его картин в Независимом салоне. Через полгода их квартира в Париже, обычно полу обставленная, чтобы ее можно было с молниеносной легкостью и вкусом преображать для каждой новой тематической вечеринки, причем в интерьере  использовались вещи, и в этом они тоже были пионерами, которые сегодня мы усердно разыскиваем на блошиных рынках, (тогда впервые все увидели, как стильно "это" может выглядеть),стала культурным и интеллектуальным центром "потерянного поколения". А летом этот центр с 1923 года стал перемещаться в Антибы.Среди их друзей были практически все, знакомством с кем через несколько лет хотели  бы похвастаться многие. Это и Пикассо, Фернан Леже, Жан Кокто, Джон О'Хара, Дороти Паркер, Джеймс Олдридж, Миро, Стравинский, Леон Бакст и  Браке, Джон Дос Пассос и неизвестный совершенно в то время молодой писатель Эрнест Хемингуэй. Такое притяжение нельзя списать только на деньги. В Париже в это время было достаточно богатых американцев, но для того, чтобы стать центром для такого круга людей, одних денег недостаточно. Пример новорюсов опять-таки налицо. Да и не так уж много денег у них было. Но было море обаяния.  И вот однажды Кол Портер, рассказал им о прелестях Антиба, они съездили туда в 1923 году и  были так очарованы нашим кусочком рая, что немедленно прикупили на Кап Антибе кусок земли и стали строить собственную виллу, которую по американски скромно впоследствии назвали Америкой, а Джеральд лично стал заниматься расчисткой расположенного рядом небольшого пляжа Гаруп, перелопатив огромное количество мусора, бревен и камней. Не гнушался помогать ему в этом и Пабло Пикассо, серьезно увлекшийся Сарой Мэрфи, ставшей в этот период  его музой и вдохновившей Пикассо на создание в Антибе в 1923 году как минимум четырех полотен.  Велико было удивление местных аборигенов и приезжих парижан, когда на берегу, где раньше среди камней попадались лишь лодки местных рыбаков, бросавших их прямо на берегу, привязанными к камням, появились одетые в элегантные купальные костюмы мужчины и женщины, которые часами валялись на песке, подставляя свои тела под палящее солнце и позволяя ему покрывать свои тела немодным в то время загаром. Мало того, вместо того, чтобы хоть немного  позволить отдохнуть себе под  парасольками, они еще и намазывали друг друга кокосовым маслом, чтобы  загар был погуще да покоричневее. Невиданное доселе зрелище  в этих местах среди бывших доселе законодателями местной моды бледных до восковой прозрачности англичан. Чете Мэрфи было суждено вдохнуть новую жизнь во всю Французскую Ривьеру и надолго стать центром американской колонии в Антибах- они затащили туда всех своих друзей и были объединяющим стержнем каповской интеллектуально-художественной жизни, включая и ее французскую часть. Золотая пара без всяких дураков.

       Практически никому из местных аборигенов сегодня неизвестно, кому они обязаны своим процветанием. А ведь именно Мэрфи ввели моду на летний отдых на Лазурном берегу. До 1923 году лето, что сейчас кажется бредом умалишенного, здесь было мертвым сезоном. Именно летом 1923 года Мэрфи убедили руководство знаменитого и теперь легендарного кап антибовского отеля дю Кап не закрываться на летний сезон,

чтобы Мэрфи, пока их вилла Америка еще не была достроена, могли принять и развлекать всех своих парижских друзей. Чтобы никому не было скучно валяться на пляже, Мэрфи постоянно устраивали на нем пикники и сумасшедшие пляжные тусовки, так называемые  Mad Beach Party, с костюмированными переодеваниями и танцами. Жена Пикассо, русская балерина Ольга Руиз Пикассо ( урожденная Хохлова), танцевала для всех прямо на песке пляжа      Гаруп. Сара Мэрфи загорала в своем легендарном жемчужном ожерелье на спине. Сара любила приговаривать, что жемчужины тоже хотят солнца.

 Портрет Сары Мерфи работы Леже

                                             За уборкой пляжа Гаруп, Мэрфи и Пикассо                                             Три грации, выше оринал, ниже-Пикассо

                                                                Мерфи с детьми

Три грации,Рю и Джинни Карпентер, в центре Сара Мерфи                                                                                Пикассо и Мэрфи на пляже ГарупСара Мерфи и Пикасса, на фотографии ниже Сара Мерфи, Ольга Хохлова-Пикассо и Пабло ПикассоЙога на пляже Гаруп                                                                                     Пляж Гаруп сегодня                                                                   The Mad Beach Party, Антиб, 1923 год                                                                   Джеральд Мерфи на своей яхте Picaflor, Антибы, 1925 год

    В 1924 году к этим тусовкам присоединились и Фитцджеральды. Это было лишь предисловие к грядущим великим американским годам в Антибе. Мерфи еще не достроили свою виллу, поэтому продолжали жить в отеле Дю Кап Эден Рок, а Фитцджеральды остановились в деревушке под Сан Рафаэлем,(где  Зельда увлеклась  французским летчиком Эдуардом Жоза), но каждый день они приезжали загорать и развлекаться на пляж Гаруп, а затем веселье продолжалось местном кинотеатре под  звуки разбитого пианино и в окрестных ресторанах. Любили компанией съездить в Сен Поль де Ванс, где, кстати, правда немного позже, в 1926 году, произошла известная ссора между Фитцджеральдами, когда Зельда в местном ресторане приревновала Скотта к изрядно погрузневшей Айседоре Дункан и свалилась с террасы заведения. Слава богу, все обошлось без членовредительства, только ободранные Зельдины коленки еще пару недель продолжали давать повод для очередной истерики.

      В августе 1924 года Мерфи переселились на свою виллу Америка, расположенную под капантибовским маяком, и с видом на Канны и Гольф Жуан. На ней был установлен герб. На американском флаге пятьдесят с лишним звездочек по числу штатов, на этом гербе, только пять, по числу членов семьи Мэрфи-Джеральд, Сара и их трое детей.

Вилла Америка

     Друзей селили в гостевом домике-бастиде, а тех, кто не помещался- на расположенной через дорогу вилле Ferme des orangers.

         В 1926 году, в первых числах марта, Фитцджеральды уже основательно обосновались в Антибах, заняв виллу Пакита (Villa Paquita),

а Хемингуэй с женой Хэдли и сыном Джоном Бэмби присоединился к ним в мае и поселился на вилле Америка у Мэрфи в гостевом доме. Мэрфи построили виллу в удивительном для местных краев  и своего времени стиле, Никаких душных рококо салонов,  разработанная Ле Курбуазье плоская крыша -солярий, вентиляторы, черные полы, покрытые коврами-зебрами, белые стены, огромные зеркала, экранные двери и сантехникой из нержавейки.  Большая садовая терраса, выложенная бело-серой плиткой. На этой террасе  Мерфи устраивали знаменитые коктейльные вечера, знаменитые не размахом, как сразу бы подумали в наше время, а своим выдающимся составом. За одним столом Фитцджеральды, Хемингуэй, Джон Дос Пассос, Дороти Паркер – с американской стороны, а от Европы одной командой выступали Кокто, Пикассо, Леже, Стравинский и Дягилев. И это все на одной террасе одной виллы. Воздух, пропахший запахом высаженных в саду эвкалиптов, ливанских кедров, лимонов, мандаринов, апельсинов, гелиотропа, помидор, добавлял крепости в коктейли, над которыми колдовали Джеральд Мэрфи вместе с Дос Пассосом, составляя необычный букет из сока разных цветов, сорванных прямо в саду. На этих парти звучала джазовая, музыка, коей большим любителем и обладателем огромной коллекции был Джеральд. В расширенный состав их компании входила, благодаря дружбе с Пикассо, и Габриэль Коко Шанель. И хотя именно ей приписывают появление моды на загар, немногим известно, что Коко Шанель принесла ее в Париж после летнего отдыха в Антибе в кругу Мэрфи и его друзей. Сегодня этим удивишь разве что снежного человека, а в то время в Париже появление загорелого человека высшего света это было сродни высадке человека на Луну. Равно как и моду на полосатые матроски –джерси, шорты, вязанные шапочки и эспадрильи, которые Габриэль присмотрела у Мэрфи,  относившегося к одежде творчески - он обожал морские мотивы, носил все это  сам и раздавал всем своим гостям в качестве обязательного атрибута на тематических вечеринках.

Портрет Джеральда Мэрфи кисти Леже.

Три портрета Сары Мэрфм и портрет Ольги Хохловой кисти Пикассо 1923 года

         Все вместе, и каждый по отдельности, они считали Антибы лучшим в мире местом для отдыха и работы. Правда, после того как сын Хэмингуэев заболел, милые Мэрфи, которые опасались за здоровье троих своих детей, попросили Хэдли съехать. Эрнест в это время был в Испании.  В этом есть что то мистическое- через три года, летом 1929 года, их сын Патрик заболел туберкулезом, и Мэрфи увезли его в Швейцарию, были вынуждены продать и парижскую квартиру, и знаменитую виллу Америка, но несмотря на это, через несколько лет, в 1935 и 1937 году оба их сына умерли, один от туберкулеза, второй от мененгита. А в тот раз  все разрешилось счастливо, Мерфи, чувствуя свои вину, оплатили все счета врачей за лечение Бэмби и перевели 400 долларов набанковский  счет Хэмингуэя, а Фитцджеральды отдали Хемингуэям в ренту свою виллу Пакита, а сами переехали в более просторную виллу Сент-Луи, рядом с пляжем, и что не менее важно, казино, где они веселились ночами. До сих пор в местном казино гуляет легенда о том, как Зельда однажды под утро забралась на столик, задрала кружевную юбку выше пояса и танцевала сама с собой. Французики окружили стол, вообразив, что это шоу для них, но возбудиться не получилось. Зельда танцевала сама с собой.

Казино сегодня

 После казино Зельда запросто могла завести Скотта и вызвать его на ночное ныряние с десятиметровых каповских скал в море, занятие, действительно, без дураков, опасное. На вилле Сент-Луи они прожили до конца 1926 года.

Фитцджеральды на вилле Сент- Луи в Антибе в 1926 году

 и вилла  Сент Луи ( Отель Belles Rives) в наши дни.

            Все счастливо совпало еще и потому, что в это же самое время один успешный ресторатор из Ниццы и хозяин казино Эден Эдуард Бадуа (Edouard Baudoin) прикупил в Жуан ле Пане убыточное казино и полностью перестроил и модернизировал его в надежде превратить во французское Майами, т.е. во что-то похожее на увиденное им во время путешествия по Америке, и в частности, в Майами. Наконец, казино открылось снова, полностью преображенное, с интегрированным в него кабаре, на открытие которого Бадуа пригласил известных звезд американского мюзик холла Dolly Sisters, так что Мэрфи подвернулись на радость Бадуа и вовремя и кстати. Мэрфи хотели диктовать моду в Антибе во всем, с утра и до глубокой ночи, и они ее диктовали. Джеральд и Сара частенько стали устраивать в казино икорно-шампанские парти, благо некоторые предприимчивые импортеры специально под Мэрфи навострились возить в Антиб черную икру самолетами, тем самым дав возможность народу шиковать и летом. Раньше, при летних поставках поездом, в которых, впрочем, с учетом царствовавшего до тех пор мертвого летнего сезона, и особой надобности то не было, случались неприятные казусы с испорченным черным золотом. Теперь же, с при счастливо возникшего спросе,  появилось и предложение. Такое парти, кстати, Мэрфи устроили и для Хемингуэеев по возвращении Эрнеста из Мадрида, когда он узнал от встречавшей его на антибовском вокзале Хэдли, что их выселили. Проклятое чувство вины.

         Несмотря на эти мелкие пакости судьбы, все частенько собирались и  на вилле Пакита у Хэмов, ограда которой через месяц к концу лета представляла забавное зрелище, будучи густо увешана пустыми бутылками от выпитого тесной компанией вина.

  Между тем, в Антибе проводила лето и сама мать “Потерянного поколения” Гертруда Стайн, которая отправилась туда к Пикассо,  жившему в то время в гостях, как он любил это делать, на вилле La Vigie на бульваре Эдуарда-Бодуа 37.

Вилла, построенная в 1912 году в стиле соперничества между нео готик и трубадур, принадлежала супружеской паре, еще одному важному центру притяжения энергии на Лазурном берегу, американскому железнодорожному магнату-миллиардеру, и, как говорят, по совместительству,  гангстеру  из печально известной криминальной семьи,  Фрэнку  Джей Гулду и его жене Флоранс (Florence La Caze -Florence J. Gould, (Frank Jay Gould).

Еще по одному совместительству Джей был известным плейбоем, когда ему было шестнадцать лет, батющка скончался, оставив шестерым своим отпрыскам невероятное по тем временам (1892 год) состояние в 77 миллионов долларов. В тем времена на эти деньги можно было купить земной шар, а Френк решил прикупить немного Франции. Наверняка, основная заслуга в этом принадлежит Флоранс, француженке, оперной певице, чей отец был французский издатель, сделавший успешную карьеру в Новом свете. Парадоксально, но факт- Пикассо расписал им стены дома, но работа мэтра  пришлась не по вкусу, и Гулды безжалостно  закрасили работы мэтра, о чем, вероятно, не раз впоследствии пожалели. На этой вилле Пикассо также написал целый ряд картин, среди котрых и знаменитая  Поль и Арлекин. В Антибе Стайн познакомилась с матушкой Пикассо, вела с ней бесконечные разговоры о сыне, несмотря на то, что Гертруда не владела испанским, а Мадам Пикассо английским. Все это позволило Гертруде написать в Антибе известный портрет Пикассо.

         Кстати, вилла Гулдов  расположена по соседству с виллой Сент –Луис, на которой жили бывавшие у них Фитцджеральды. Именно в это время на эту виллу  и положил глаз Фрэнк Гулд, выкупил ее, пригласил известного отельера Бома Эстэна (Boma Estene) и реализовал с ним проект по открытию в здании виллы шикарного отеля, известного теперь под названием Belles Rives.

Ну а Фрэнк Гулд, которому карманы, полные долларов, мешали элегантно ходить по улицам Антиба, да к тому же, и улицы в то время были не очень уж комфортны, решил прилично вложиться в город. Он облагородил центр, превратил его в зеленый сквер, построил новую систему канализации, заделал дырки в дорогах,  обновил  в 1926 году потертое деревянное казино города, превратив его в изящную игрушку в стиле Арт Деко, добавив к нему кабаре. Гулд построил Отель  Provençal на 254 номера, который вскоре стал очаровательным современным ориентиром для всей гостиничной индустрии Франции  с личной ванной комнатой для каждого номера и новым кусочком мыла для каждого гостя, частным пляжем, теннисными кортами и прочими тридцатью тремя удовольствиями, привычными для хорошего отеля сегодня, но новомодными в те времена.

Вилла  La Vigie на бульваре  Edouard-Baudoin  в Жуан ле Пане в 1923 году и сейчас.

                Гулды, коли уж есть возможность сравнивать с Мэрфи, сделали не намного меньше для Антиб и всего Лазурного берега. О вкладе Джея я уже рассказал почти все, если не считать того, что он расшевеливал побережье ежедневными двухчасовыми зажигательными танцами,а Флоранс по прибытию во Францию открыла у себя  художественный салон.

Она покровительствовала  многим известным художникам и писателям. Андре Жид, Кокто, Чаплин,  Эсти Лаудер были частыми гостями на  вилле Виго. Кроме того, она она известна и менее художественными но столь популярными сегодня фикшенами-азартной игрой в казино, чем ни сегодня, ни тогда, ни кого не удивишь. Но именно Флоранс,  если знать, что ее вилла находилась в пятидесяти метрах от казино,, ввела моду на пижамные вечера до и после казино. Благодаря ей вошли в обиход пижамы-баккара с большими карманами, которые Флоранс набивала деньгами, отправляясь в ней в казино, где после игры устраивались пижамные же парти с последующим обливанием друг друга  шампанским. Несмотря на эту нездоровую часть время препровождения, Флоранс пропагандировала и здоровый образ жизни. Она увлекалась воднолыжным спортом и привила любовь к нему на Лазурном берегу.

            Одним словом, все они  были молоды, все они были счасливы, все они перевернули с головы на ноги, день превратили в ночь, зиму в лето, а  Лазурный берег в непрекращающийся праздник жизни. За что низкий им поклон.